вечный пионер
- Как, ты еще не читала Таню Гроттер?
Люди старательно примитивизируют себя. Сами.
Слишком много вокруг истеричных девиц, которые уверены, что мир заполнен зверообразными мачо, основная забота которых – успешно покуситься на их (девиц) честь, а потом пропасть в тумане, оставив девицу злобно-оскорбленной и с загубленной жизнью. Скарлет ОХара уже кинула свою вазу в стену, девочки. Ничего более выдающегося вы все равно не сделаете.
Девицы потом попытаются трансформироваться в стерв (которых, как известно, есть хренова туча разновидностей; и все потому, что потенциал у всех трансформирующихся различный – не всем много дано), которые – уж наверняка – будут как бы иногда и как бы невзначай показывать, что на самом деле идеалы у них – как у обычных кур-клуш, неспособных к побегу из курятника. Нуклеарная семья держится на плаву.
Искать для воплощения идеалов девицы будут, конечно же, брутального паровоза: лепить ему тонкость чувств из того, что было и сладко подумывать об измене с субтильным волосатиком-очкариком, намекающим на уменее играть на баяне. Потому что надо иногда и поговорить, израненной душе. Или послушать, закатывая глаза в истоме.
Но не бывает же в нормальном мире таких людей, не бывает! Не бывает все время и полностью истеричных девиц, ни кровавых мачо, ни отморозков-паровозов, ни вечно молодых и вечно пьяных активистов КСП. Они лишь герои литературы, которых воспринимают слишком буквально.
Авторы не виноваты. Ответственны за все книжные дети, которые так и не вышли из книг в жизнь. Не поняли, что можно хотеть сегодня одного, а завтра другого, что истины не существует, что отличаться от штампа, будь он хоть разкакой прекрасный, вовсе не стыдно. Старомодно что ли считать, что люди – нет, не хорошие – просто разнообразные? Многогранные, хоть бы и как стаканы.
Но это же реально. Мне сегодня приснился добрый человек Крысобой.
Люди старательно примитивизируют себя. Сами.
Слишком много вокруг истеричных девиц, которые уверены, что мир заполнен зверообразными мачо, основная забота которых – успешно покуситься на их (девиц) честь, а потом пропасть в тумане, оставив девицу злобно-оскорбленной и с загубленной жизнью. Скарлет ОХара уже кинула свою вазу в стену, девочки. Ничего более выдающегося вы все равно не сделаете.
Девицы потом попытаются трансформироваться в стерв (которых, как известно, есть хренова туча разновидностей; и все потому, что потенциал у всех трансформирующихся различный – не всем много дано), которые – уж наверняка – будут как бы иногда и как бы невзначай показывать, что на самом деле идеалы у них – как у обычных кур-клуш, неспособных к побегу из курятника. Нуклеарная семья держится на плаву.
Искать для воплощения идеалов девицы будут, конечно же, брутального паровоза: лепить ему тонкость чувств из того, что было и сладко подумывать об измене с субтильным волосатиком-очкариком, намекающим на уменее играть на баяне. Потому что надо иногда и поговорить, израненной душе. Или послушать, закатывая глаза в истоме.
Но не бывает же в нормальном мире таких людей, не бывает! Не бывает все время и полностью истеричных девиц, ни кровавых мачо, ни отморозков-паровозов, ни вечно молодых и вечно пьяных активистов КСП. Они лишь герои литературы, которых воспринимают слишком буквально.
Авторы не виноваты. Ответственны за все книжные дети, которые так и не вышли из книг в жизнь. Не поняли, что можно хотеть сегодня одного, а завтра другого, что истины не существует, что отличаться от штампа, будь он хоть разкакой прекрасный, вовсе не стыдно. Старомодно что ли считать, что люди – нет, не хорошие – просто разнообразные? Многогранные, хоть бы и как стаканы.
Но это же реально. Мне сегодня приснился добрый человек Крысобой.
Но история существует только одна. Началась она с сотворения человека и
придет к концу лишь тогда, когда угаснет последняя искра сознания
последнего человеческого существа. Все другие начала и концы - всего
только произвольные условности, замены, прикидывающиеся самодовлеющим
целым, утешая по мелочам или по мелочам заставляя отчаиваться. Неуклюжие
ножницы рассказчика вырезают несколько фигур и кусочек времени из
огромного гобелена истории. А вокруг прорехи топорщатся перерезанные нити
утка и основы, протестуя против фальши, против насилия.
Время только кажется быстро текущей рекой. Оно, скорее, неподвижный,
бескрайний ландшафт, а движется взгляд, его созерцающий.
История - цельнотканый гобелен. Напрасны попытки выхватить из него
взглядом кусок шириною больше ладони...
Немало споров идет о рисунке, который выткан на гобелене. Иным кажется,
будто они видят его. Иные видят лишь то, что им велят увидеть. Иным
помнится, что когда-то они видели этот рисунок, но потом позабыли. Иные
толкуют его как символ постепенного освобождения всех угнетенных и
эксплуатируемых на земле. Иные черпают силу в убеждении, что рисунка
вообще никакого нет. Иные...
Т.Уайлдер, День восьмой