В Малом Гнездниковском – я хожу там арками на работу – вторую неделю подряд рабочие разносят доходный дом начала 19 века. По-видимому, в доме начата реконструкция, или какое-то переустройство (дом давно выселен), и первым этапом идет вынос всего из кирпичных, в руку толщиной стен.
На прошлой неделе арку каждый день перегораживали строительным контейнером, и сквозь пустые оконные проемы второго и третьего этажей рабочие скидывали туда куски старых стен (дранка), выломанные дверные проемы, какую-то рухлядь.
Подняв как-то голову, через оконный проем я увидела в одной из комнат белейший потолок с красивой лепной розеткой в центре. С того дня, подходя к этой арке, я каждый день искала ее глазами. Этот белый потолок в грязном проеме и нежная розетка странным образом вызывали какое-то ощущение стабильности и длительности жизни.
Сегодня, идя двором и еще не дойдя до арки, я услышала бодрое треньканье. Старое пианино было, наверное, последним обитателем дома. То, как оно было расстроено, и как жалко дребезжали клавиши, выдавая вместо музыки лишь звякание и бренчание, с каждым звуком своим разрушали это ощущение. Все преходяще. Вслед всякой утонченности идет запустение и варварство.
Видится какой-то немосковский сюр в этом всем. А может и московский, как раз.